Проснувшись, по обыкновению просматриваю фейсбук в айфоне (знали бы мои трудолюбивые предки, до какой отвратительной праздности докатится мир). Первым выпрыгивает несмешной демотиватор — 115 лайков, мудрость великих из разряда «Я не разделяю ваших убеждений, но готов за них умереть» — 200 лайков, мудрость народная из разряда «Жизнь — боль» (270), цитаты Фаины Раневской (78), довольно толковая культурологическая статья (4), статья о проблемах Держкино (1), результаты теста «Что о вас думает Бог?» (22), тест «Что о вас думает психиатр?» до сих пор не появился, фотографии из Венеции (15), чудесное стихотворение поэта, представителя «Коньковской школы» (6), кретинское стихотворение графомана, которое надулось в ленту благодаря лайкам френдов (450), прикольный рассказ о том, как я ехал в лифте с соседкой и что из этого вышло (340), интервью с театральным режиссером Анатолием Васильевым (2), анекдоты про Сару и Абрама (350), цитата Толстого о доброте в исполнении Леонида Черновецкого с лаконичным комментарием «Я тоже так считаю» — 1350 лайков. Тысяча! Триста! Пятьдесят! Карл!
Я сознательно изымаю политический контент, который стабильно держит высокий рейтинг среди потребителей соцсетей, поскольку это совершенно отдельная история безумия, заслуживающая отдельного и подробного антропологического исследования. Меня же интересует антропологическая история банальности. То есть, грубо говоря, почему стихотворение «Белые розы, белые розы, беззащитны шипы» в сто тысяч раз популярнее стихотворения «Жираф» Николая Гумилева. «Жираф» же лучше намного, и никакого особенного ума, семи пядей во лбу и трех высших образований, чтобы это понять, не требуется.
Там, где требуется особый ум, квалификация, компетентность, вопросы массовости-немассовости автоматически снимаются. Вопросы возникают, во всяком случае у меня, когда я из года в год наблюдаю тотальное поклонение всякой ерунде. К слову, до фейсбуков ерунде поклонялись так же исправно, просто с появлением соцсетей это все отчетливее проступило. Да и ерунда ерунде рознь. Многое до того, как стать ерундой, выглядело свежо, игриво и местами талантливо. Но затаскали. «Излюбили тебя, измызгали». И творческое наследие Фаины Георгиевны Раневской не предвещало массового помешательства. И тесты в конце XX века не отражали концентрацию слабоумия в обществе.
Сколько раз еще нужно возвестить миру, что «люди как свечи, одни для тепла и света, другие — в жопу», чтобы сполна насладиться этим колдовством смысла и волшебством стиля? Я, кстати, не уверена, что это Раневская. Не все, сказанное про жопу, принадлежит ей. И свечи, предназначенные для этого самого места, ничуть не хуже тех, которые для света. У них просто разное назначение. В чем же прикол? В слове «жопа»?
Все‑таки жутко интересно, сколько лайкающих цитату псевдо-Вольтера «Я не разделяю ваших убеждений, но готов умереть за ваше право их высказывать», впервые появившуюся в книге британской писательницы Эвелин Холл, готовы умереть за убеждения соседа Васи, считающего, что справлять нужду в лифте — норма жизни? Почему такой катастрофический перекос пропорций между толковым и сомнительным, замечательным и посредственным, заслуживающим внимания и мелкотравчатым? Почему так заразительна бездумность, давно уже принявшая пандемический размах? Когда‑то журналист Андрей Архангельский заметил, что, возможно, постоянная «унца-унца», звучащая в транспорте, кафе, магазинах, направлена на то, чтобы человек ни на секунду не оставался в тишине, наедине с собой — а вдруг задумается.
Собственно, банальность и есть эта «унца-унца», которой многие заслоняются в тот момент, когда нужно почувствовать и подумать что‑то свое. Ума не приложу, почему люди так экономят на себе и что делают с таким колоссальным избытком свободного времени? Зарабатывают деньги? В таком случае миллионеров было бы уже больше, чем дворников. Не похоже, чтоб зарабатывали.
Да и как тут заработать, если сказано не раз, что правды нет и выше, вокруг ложь, воровство и обман, жизнь — боль, мы все умрем. Я, кстати, знаю людей, которые вот только так разговаривают. Чужими словами, шутками, фрагментами анекдотов, строчками песен. Через 10 минут подобного общения хочется бежать на заседание гаражного кооператива, 27‑й съезд коммунистической партии и пресс-конференцию по проблемам Держкино.
При этом я убеждена, что те, кто по любому поводу сыплют замусоленными остротами, разделяют особое мнение псевдо-Вольтера и испытывают катарсис на концертах Стаса Михайлова, не столько безнадежные дураки, сколько жертвы дефицита впечатлений.
Я однажды ходила в театр с человеком, который попал туда впервые и сидел как громом пораженный, а после окончания всю дорогу молчал, хотя спектакль был средний. Просто человек вдруг открыл для себя параллельный мир, где люди ведут себя не так, как он привык, в том числе не так разговаривают. «Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров, будем терпеливо сносить испытания…» Открывать новое полезно, но загадка из загадок, почему многие так неохотно это делают. В чем секрет?
Я периодически отфренживаю (ну это невыносимо) вполне милых людей, каждый день отмечающих рождения и смерти разных артистов, певцов или художника Шишкина. Каждый день они выходят в эфир с возгласом «Угощаю!» и фотографиями Игоря Костолевского, Муслима Магомаева, картинами художника Шишкина. Каждый день, исправно, как на работу. И почему‑то ни разу не вышли с поздравлением писателю Шишкину, видами Флоренции или стишком поэта Холина. Дочь поэта Холина гораздо знаменитее отца, и понятно почему. И это вовсе не вопрос вкуса, о котором, как известно, не спорят (еще одна банальность).
У любителей поздравлять Костолевского и скорбеть по Магомаеву нормальный вкус. Дело в привычке. В нелюбознательности. В фантастической узости. В желании слышать то, что уже 100 раз слышал. Это безопасно и комфортно. Человек усвоил десяток штампов, заучил список известных фамилий, запомнил 70 анекдотов на каждый случай, исходил пять тропинок, но все равно только по ним движется. Пребывая в святой уверенности, что о вкусах не спорят, без труда не выловишь и рыбки из пруда, а когда умирает кто‑нибудь знаменитый, уместно отметиться комментарием: «Уходит эпоха». Или «Сиротеем». Еще лучше. Многие просто не догадываются о существовании иных поэтов и видов, как Виктор Степанович Черномырдин, узнавший о смерти и существовании поэта Бродского одновременно, и не утруждают себя поиском особых слов для особых эмоций, умудряясь в век информации использовать роскошь соцсетей как какой‑нибудь телевизор.
Казалось бы, соцсети — максимально свободная площадка для самовыражения, но в иные дни эти площадки больше всего напоминают пионерский лагерь, где все строятся по горну с готовыми речевками и девизами. Ни одна резонансная сетевая полемика не обходится без шквала комментариев вроде: «Критиковать легко, сделайте лучше».
Ага, хочешь сделать хорошо, сделай сам. Не критикуй, сам снимай кино, слагай песни, клади асфальт, строй мосты, вырезай аппендикс. Все сам. Чтоб слышать движение каждое и видеть, как прыгает сердце.
Я столько раз слышала от тонких ценителей музыки фразу: «Попса — это когда плохому человеку хорошо, а блюз — когда хорошему плохо», что хочется всем тонким поставить песни Александра Городницкого. Во-первых, там бездна мудрости и крылатых изречений, а во‑вторых, корифеи авторской песни тоже считают, что пишут для хороших людей. И Юрий Куклачев ведет «Школу доброты»…
Стереотипность мышления — вовсе не фиговина, а настоящее бедствие, и ни один психолог в мире по‑настоящему не занят этой проблемой. Все ищут внутренней гармонии, ходят десятью шагами дзэн, поднимаются по ступеням духовного роста и карабкаются на пирамиды успехов, но не заметно, чтобы мир сильно гармонизировался. Соцсети — отличный лакмус, который о психическом здоровье человечества свидетельствует больше, чем хотелось бы. И психическое состояние его таково, что если, не дай Бог, случится тотальный катаклизм и всеобщее кораблекрушение, то на обломках останется пара шуток Раневской, цитата Померанца «Дьявол начинается с ангела», тест «Кто в вас тайно влюблен?» и народная мудрость «Жизнь — боль».
Было бы странно, если бы статьи о квантовой физике или интервью с поэтом Александром Ильяненом собирали миллионы лайков, но необходимость бесконечно приветствовать в лучшем случае что‑то заезженное и затертое до дыр, а в худшем — обычный словесный мусор, давно уже приняла форму острого социального психоза. Я иногда думаю, как люди, лайкающие эти тонны пурги, объясняются в любви, занимаются сексом и ведут себя в минуты предельной интимности? Не забывают ли они произнести несколько крылатых изречений? Изящно пошутить: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться»?
Одна из наиболее неприятных сторон банальности — «мудрость», которую с неизменным успехом втюхивают массам всевозможные народные пастыри, пользуясь массовой тягой к посредственному. Но, во‑первых, это следствие. Причина не в пастырях. Во-вторых, я сознательно исключила политический контент, а в‑третьих, есть гораздо более неприятная сторона. Привычка заслоняться сомнительными истинами и чужими мыслями породила чудовищную моду на словесный пинг-понг и постепенно вытесняет потребность говорить о чем‑либо серьезно. Иногда кажется, что умение говорить серьезно, слышать собеседника, вникать в прочитанное — уже удел единиц. Идешь по какой‑нибудь ветке мучительно актуальной дискуссии: «Жизнь — боль», «Сперва добейся», «Ржунемогу», «Мы все умрем», «Когда выходишь на эстраду, стремиться нужно к одному»… Шарик — налево, шарик — направо, посредине — тихий ужас от посещения психбольницы, в которой физминутка.
Мы все больны. Мы все умрем. Сиротеем. Вчера видела в ленте предсмертное письмо Гарсии Маркеса.