О неожиданном подъеме украинской кинодокументалистики и ее перспективах «ШО» беседует с Геннадием Кофманом, кинорежиссером и продюсером, автором более двух десятков фильмов, программным директором и одним из основателей самого заметного украинского фестиваля документального кино Docudays UA.
ШО Геннадий, недавно прошел питчинг, конкурсный отбор кинопроектов Госкино. Что он показал? Что на нем происходило?
— Уже несколько лет в нашем Госкино работают правила, которые я считаю максимально разумными. Сейчас, чтобы получить государственное финансирование для нового проекта, необходимо принять участие в конкурсе. Прежде ведь торжествовал абсолютно субъективный подход. Какой-то загадочный экспертный совет закрыто решал, что поддерживать, а что нет. Сейчас все открыто, все понятно.
В 2011 году мы проанализировали конкурсные системы других стран, разработали анкеты, по которым работают эксперты, и теперь все проекты проходят через питчинг. В результате участники, классик перед нами или не классик — не имеет значения, оказываются словно на студенческом экзамене. Хотя я, как эксперт, попадал в ситуации, когда подходили люди с вопросами: а если я позвоню министру культуры, а если я позвоню вице-премьеру, чтобы получить персональное финансирование? Нет. Есть закон, согласно которому любой фильм для получения государственной поддержки должен пройти через конкурс. Других вариантов нет. Все остальное — это коррупция.
В нынешнем году сформирован новый экспертный совет и немного изменились подходы к оценке. Питчинг проходит в два этапа. На первом этапе эксперты оценивают сам проект, его творческую и производственную составляющие. Учитывают и то, кто снимает фильм, поэтому очень важно присутствие режиссеров — никто другой не даст того представления о проекте, которое может дать режиссер. Продюсер говорит о каких-то производственных, маркетинговых вещах, а режиссер — о творчестве. Может быть, он говорит не очень внятно, но за этим всегда чувствуются его талант и потенциал.
Кстати, обсуждали, не сделать ли конкурс анонимным, но это невозможно, потому что одним из решающих факторов является творческая личность режиссера, а также то, какая продакшн-студия берется реализовать проект. Очень важно, насколько состоятельна производственная команда.
На первом этапе происходит грубый отбор, смотрят: интересна ли заявка, или перед нами обычная графомания. Важно отсеять шум, спам, а дальше всем режиссерам и продюсерам дается возможность презентовать проект перед публикой. Презентация публична — и это очень важно. На питчинге имеет право присутствовать любой человек из отрасли или журналист. И если у кого-то возникнут сомнения, всегда можно обсудить, почему одна заявка не прошла, а другую поддержали.
В этом году было подано около 160 проектов, во второй тур вышло 72. Если сравнивать с ситуацией пятилетней давности, участников стало больше и их уровень гораздо выше. Тут сказалось два фактора, во-первых, в силу экономических причин два года конкурса фактически не было. В прошлом году его объявили, но с очень ограниченной поддержкой, потому что никто не знал, каким окажется бюджет Госкино. В результате накопилось много нереализованных идей. А во-вторых, Госкино сейчас идет на сотрудничество с компаниями, снимающими индустриальное, коммерческое кино. Очень важно, чтобы снимался не только артхаус, не только фестивальная продукция, хотя это, безусловно, необходимо, но и фильмы, на которые придет массовый зритель, и начнется реинвестирование в отрасль. Перед нами очень непростой выбор, хорошо это или плохо — ответа нет, потому что такая тенденция может резко снизить уровень кино. Однако при деликатном, сбалансированном подходе подобное решение может оказаться эффективным и правильным.
Сейчас и у телевидения появился интерес к конкурсу, заинтересовались компании, которые и без того инвестируют в свой продукт, таким образом, часть денег можно привлечь в производство, это очень важно. То есть я считаю, что это явление несомненно прогрессивное. Но и тревожное.
ШО Какие-то проекты вам показались особенно интересными?
— Было очень много сильных проектов. Многие поверили в новую систему, пришли люди, которые раньше относились к ней с недоверием. Конечно, сотрудничество с государством сопряжено с некоторыми трудностями: тут и задержки с перечислением денег, и непредсказуемый курс гривны, ведь к тому времени, когда проект запускается, продюсер получает совсем не те деньги, на которые рассчитывал. Но участие государства в любой кинематографической стране — очень важный показатель. Важны даже не размеры доли, а сам факт участия.
ШО Вы представляли в этот раз собственные проекты. Какова их судьба?
— Еще не знаю! Мы презентовали два документальных проекта: один с режиссером Андреем Загданским и один с молодой командой, режиссером Сашей Тычинским. Замечательные ребята, недавно прошел их фильм, снятый на Майдане, «Все палає». Сейчас они готовят авторский, очень тонкий проект. Это наблюдение за людьми, которые живут в дельте Дуная… Наверное, не стоит пока об этом говорить… Но, что очень важно, у этих ребят больше 10 лет фоторепортерской практики. С первого взгляда понимаешь, что за каждым кадром в их фотоматериале стоит очень сильный автор.
Сейчас мы ждем приговора… Я ведь в одних конкурсах присутствовал как эксперт, а в других — как участник. И все мы теперь ждем результатов. Система такая: проекты оценивают эксперты, представляющие самые разные отрасли, режиссеры, продюсеры, менеджеры телевидения, прокатчики. Спектр очень широкий. Каждый ставит свою субъективную оценку; конечно, желательно, чтобы эксперт оценивал продукт, а не отношение к режиссеру, его группе или к жанру фильма. Потом оценки сводят в средний балл, анализируют, надо десять раз все перепроверить, потому что каждая оценка это судьба проекта. Затем публикуется рейтинг, и тогда только мы понимаем, кто получит поддержку Госкино. Все в одинаковых условиях, все в мандраже…
ШО Ваши предыдущие работы проходили через питчинги?
— Да. В конкурсе участвовали и фильм «Вагрич и черный квадрат», который мы снимали с Андреем Загданским (копродукция Украины и США), и «Диббук. Повесть странствующих душ» (совместное производство Польши, Швеции и Украины). «Диббук» получил 20 % финансирования Украины, это миноритарная украинская продукция.
ШО «Диббук» был снят при государственном участии, а как потом к нему отнеслось то же государство в лице его представителей? Вас не упрекали в том, что за государственные деньги вы так жестко критикуете Украину?
— Официально такой реакции нигде не было. Фильм приняли. Другое дело, что для Госкино, поскольку у нас контракт был на 52-х минутный фильм, сделали «украинскую» версию, сокращенную. Есть и полная, режиссерская, международная версия. Но в то же время я не раз слышал, что фильм сегодня неуместен, потому что он поднимает болезненные вопросы, которые могут усилить напряжение, конфронтацию в обществе. Я здесь не совсем согласен, потому что время всегда «не то», а диалог когда-то нужно начинать.
Помню, после показа авторской версии на фестивале в Одессе, встала женщина и попросила прощения от имени украинцев, а потом встал другой зритель и попросил прощения у украинцев. Это была неожиданная реакция, это было очень трогательно. Наш зритель гораздо глубже, умнее, чем думают чиновники. Но вместе с тем, мы понимаем, что просто так такие фильмы показывать опасно, и если мы хотим демонстрировать его в Украине, безусловно, должны проходить дискуссии. Показать и выпустить зрителя в пустоту — это очень неразумно сегодня, мы знаем, насколько все накалено, но диалог нужен. Мы все время ищем приемлемые варианты показов. Это не кинопрокат, у фильма не может быть массового проката сегодня здесь…
ШО Как складывается судьба этой картины?
— У нее очень хорошая фестивальная биография. «Диббук» много показывали на больших фестивалях, премьера прошла в Кракове, там он получил приз за лучший документальный фильм в Польше. У нас на Одесском фестивале он получил приз FIPRESCI, Международной федерации кинопрессы, с формулировкой «Лучшему украинскому полнометражному фильму».
На самом крупном фестивале документального кино в Амстердаме в этом году «Диббук» был в специальной программе, после показа фильма состоялась большая дискуссия. Мы очень боялись показа в Израиле, но все прошло очень цивилизованно. Никак не найду времени, чтобы собрать весь список, но думаю, что картина участвовала уже больше чем в десятке фестивалей. Сейчас у «Диббука» есть американский дистрибьютер, который попробует вывести фильм в коммерческую ротацию.
ШО У украинского документального кино ведь мощные корни. Сохраняются ли традиции украинской советской кинодокументалистики? Они заметны?
— Года три-четыре назад и раньше я говорил, что у нас произошел колоссальный разрыв между поколениями. Есть поколение, условно назовем его 50+, а за ними пропасть… Одно-два имени можно назвать — и больше практически никого. Обрыв и школы, и традиций.
Разумеется, в первую очередь это было связано с экономическими причинами. Но сейчас многое изменилось, года три назад начался ренессанс кинодокументалистики. Причин я вижу две: более дружественной стала ситуация в Госкино — система дала возможность снимать, и второе, сами люди стали активнее, тут, на мой взгляд, свою роль сыграли события на Майдане. Совсем недавно молодые режиссеры ощущали себя в ситуации абсолютного бестемья. Мы проводили тренинги, знакомили их с европейским опытом, но будущие режиссеры не могли понять, что снимать и о чем. Сейчас все изменилось.
Майдан выступил своего рода детонатором, и в этом году на фестиваль Docudays UA, который открывается 25 марта, мы получили более 100 работ, снятых при участии украинцев. Среди них либо полностью украинские фильмы, либо фильмы с участием украинцев, то есть польские, румынские ленты, снятые нашими режиссерами. Очень хороший показатель. Большая часть картин снята без государственной поддержки.
Говорить о какой-то прямой традиции сейчас сложно, чувствуются различные влияния. Кто-то из тех, кто сейчас активно работает, учился в мастерской Марины Разбежкиной в Москве; ученики наших классиков, к которым я очень хорошо отношусь, все равно ездят переучиваться в другие киношколы: в Польшу к Вайде, в Румынию… Здесь вопрос, наверное, не столько в традиции, сколько в современном подходе, потому что система нашего кинообразования, к сожалению, не учит производству современного документального кино. А из европейских киношкол приезжают уже совершенно другие специалисты. Если еще и не состоявшиеся, то уж точно сформировавшиеся.
Буквально два дня назад Андрей Загданский проводил мастер-класс в мастерской Сергея Буковского. То, что Сергей открыл свою мастерскую, ей уже второй год, очень важно, и для меня это большое событие в Украине. Кто как не Сергей должен учить молодых режиссеров? Но и тут важны два компонента, первый — получить образование у такого мастера, как Буковский, а второй — вовремя оторваться от учителя и найти себя.
Был период, когда я страстно следил за работой мастерской Марины Разбежкиной, смотрел все фильмы ее студентов. Но в какой-то момент это стало невозможно. Пока речь идет о 10–20 учениках, очень любопытно, но когда ты смотришь работы 1000 маленьких разбежкиных, отношение меняется. И я очень радуюсь, когда ее дети демонстрируют индивидуальность, как, например, наша Катя Горностай.
ШО В какой мере Docudays позволяет составить представление о ситуации в документальном кино, ведь у фестиваля правозащитная направленность?
— Мы в этом очень заинтересованы. Уже тринадцатый год наша команда старается, чтобы все премьеры были у нас. Не всегда получается, но с этого года на фестивале будет национальный конкурс и еще три, в которых участвуют украинские авторы. Среди них конкурс «Доку / Право» — фильмов о правах человека, а также «Доку / Жизнь», в котором представлены фильмы, которые в мире принято называть термином creative documentary (творческая документалистика) — у нас «авторское кино». Конкурс не привязан к правозащитной тематике, мы открыты самым новым, наиболее интересным течениям в мировом кино. Плюс конкурс короткометражных фильмов «Доку / Коротко». Учитывая, что у коротких фильмов своя эстетика, они должны идти отдельно, там тоже нет привязки к теме прав человека. Главное, чтобы работы были сделаны талантливо.
ШО Сколько у нас в стране фестивалей документального кино?
— Точно сказать сложно. Двух фестивалей не стало, например, фестиваля «Контакт», который проводил Александр Роднянский, и какое-то время Docudays UA оставался чуть ли не единственным. Сейчас в некоторых городах появляются новые, но точно мне очень трудно сказать.
ШО Государство вообще в вашу сторону смотрит, оно вас видит?
— Они нас видят и поддерживают, но поддержка очень символическая. Впрочем, мы понимаем ситуацию. Если говорить конкретно, на этот год на поддержку кинофестивалей, других кинособытий, в том числе на участие в престижных форумах, Каннском, Берлинском бюджет выделяет 3 млн. гривен. Что нам остается? Старейший в Украине и родной для многих поколений фестиваль «Молодость», он очень важен. У него пока нет конкурса документального кино, но премьеры на «Молодости» очень значимы для всех. Есть фестиваль в Одессе, тоже важный. И анимационный фестиваль «Крок». Вот те команды, рядом с которыми мы работаем, в чем-то конкурируем, иногда пытаемся выхватить друг у друга какой-то фильм, но в то же время сотрудничаем и между нами есть понимание.
ШО Если государство участвует символически, а фильмы некоммерческие, то за счет чего вы существуете?
— В основном это гранты зарубежных фондов, мы выживаем за их счет, потому что государственное участие сводится примерно к 0,5 % бюджета фестиваля. С этого года мы вводим билеты, но сумма символическая — 20 гривен, это некоммерческая задача, нам надо избежать тех столпотворений, что были в прошлом году, когда зрители не могли попасть в зал.
ШО Я понимаю, что вопрос не совсем корректный, вы не можете выделять работы кого-то из участников, но что бы вы посоветовали посмотреть в первую очередь на фестивале в этом году?
— Обычно я, действительно, ухожу от этого вопроса, потому что для меня вся программа это бест. Мы получаем около 1000 заявок, а в программу входит порядка 70 фильмов, поэтому все, что попадает на фестиваль, составляет предмет нашей гордости.
Очень интересным будет фильм-открытие, его обязательно нужно посмотреть. Это премьера нового фильма Виталия Манского о Северной Корее «В лучах солнца». А тема этого года — «Крізь Ілюзії». О наших реформах, о надеждах, о тумане, который их поглощает… Тема очень своеобразная. Мы решили открыть фестиваль фильмом Манского, потому что он показателен. Корейцы придумали Виталию сценарий, построили для съемочной группы потемкинскую деревню, героев переселили из трущоб в специальный благоустроенный дом, отца журналиста перевели работать на образцовую швейную фабрику, и Виталий вроде бы смирился, принял правила, но он включал камеру также и во время всех репетиций этого спектакля. Получился фильм о реальности и об иллюзиях, которые мы сами создаем, которые хотим или не хотим замечать.
ШО Понятно, что фестиваль существует не в вакууме и ситуация в стране на него влияет. Влияет ли фестиваль на ситуацию, в которой все мы находимся?
— Может быть, это звучит пафосно, но мне кажется, да, влияет, в первую очередь благодаря своей правозащитной составляющей.
Подготовка фестиваля всегда начинается с мозгового штурма: что важно, что будет актуально в следующем году; о чем мы будем говорить, какую топ-тему выберем? Обычно это происходит летом. И так получалось, что несколько лет подряд мы точно резонировали с ожиданиями общества.
Впервые это случилось в 2013 году. Постеры фестиваля и весь его антураж были связаны с ОМОНом. ОМОНовцы были изображены без голов, но в шлемах, а на церемонии открытия произошел импровизированный захват ОМОНом сцены фестиваля. Прошло полгода, начался Майдан, и осенью, когда проходил наш путешествующий фестиваль, в некоторых регионах, увидев постеры, нам говорили: ребята, неужели вы все это знали? Тут я очень благодарен команде, их открытости, не знаю чему, звездам и Вселенной, наверное. Они почувствовали надвигавшиеся события и срезонировали, причем именно так, как это должно быть у художников, немножко предвосхищая. В том году у фестиваля были очень смешные ролики, обыгрывавшие ситуации с силовиками. А ведь никто не мог предположить, что все случится именно так.
Один из следующих фестивалей был посвящен «идеорупции», идеологии коррупции, и речь шла о разных странах, не только о нашей.
Docudays UA открыт происходящему в обществе, именно поэтому мы поднимаем очень болезненные проблемы. Мы говорили о Донецке задолго до донецких событий, о жизни на востоке страны рассказывали фильмы-открытия, топ-фильмы фестиваля. Тогда уже мы понимали, что тема очень тревожная. Многие наши партнеры в регионах со временем стали активистами, некоторые были арестованы на захваченных территориях.
Если же рассматривать творческую составляющую, то фестиваль всегда инспирировал создание фильмов о людях, несущих изменения в обществе.
Наконец, то, что ближе мне, хотя, может быть, не самое главное, — это индустриальная составляющая. Мы очень хотим, чтобы вокруг фестиваля аккумулировалось все живое, связанное с документальным кино. Мы стремимся стать институцией, которая не только популяризирует кино в Украине. Например, с прошлого года мы делаем каталог лучших, с нашей точки зрения, документальных фильмов, которые рекомендуем мировой общественности. И наши коллеги, все кто участвует в зарубежных фестивалях, кинофорумах, пропагандируют фильмы, которые, может быть, и не проходили через Docudays UA, но могут заинтересовать других фестивальщиков, покупателей, телекомпании.
C прошлого года мы реализуем проект SEE UKRAINE. Я считаю его очень важным. Мы стараемся противостоять российской пропаганде за рубежом, хотя тут сложно говорить о равном противостоянии. Привозим фильмы, режиссеров, спикеров, проводим показы в разных странах мира, чтобы люди узнавали правду из первых уст. Это не только публицистика, это красивое документальное кино. После показов всегда проходят дискуссии, и люди открывают для себя Украину, осознают, что она совсем не такая, как рассказывают несколько каналов в каждой стране, мы все эти каналы знаем.
Уже два года у нас работает проект «DOCU / КЛУБ», мы начали открывать систему киноклубов. Работает путешествующая модель фестиваля — с ноября по декабрь мы проводим фестиваль в регионах, сейчас мы представлены в 245 населенных пунктах. Но оказалось, и этого мало, тогда мы решили внедрить систему киноклубов Docudays, ведь киноклуб может работать в течение всего года. Мы делаем специальную лицензированную коллекцию, передаем ее киноклубам, и они уже по своему расписанию показывают кино. Сейчас у нас 150 киноклубов, конечно, ничего подобного мы не ожидали. Ажиотаж возник невероятный, киноклубы открываются в вузах, в библиотеках, по сути, растет альтернативная система кинопроката. Сейчас она не монетизирована, все бесплатно, но я думаю, что в дальнейшем мы создадим если не альтернативу рынку, то дополним его, безусловно. Тут еще много работы, ведь важно не только открыть киноклубы, нужно подготовить модераторов, чтобы они понимали специфику кино, владели азами анализа кинопроизведения, могли говорить с аудиторией и, конечно же, понимали основу защиты прав человека, потому что вокруг этого вопроса много демагогии и спекуляций. У нас табу на сотрудничество с религиозными организациями, политическими партиями. Были прецеденты, когда наши партнеры шли в политику, и нам приходилось менять партнеров.
Наконец, в этом году у нас премьера еще одного проекта. Вместе с британской газетой Guardian мы проводим конкурс молодых режиссеров, возраст до 37 лет, и победителя ждет очень интересный приз. Во-первых, все финалисты у нас на фестивале пройдут специальный тренинг Guardian, обучающий развивать и готовить кинопроекты, а победитель, кроме того, получит финансирование Guardian на производство короткометражного фильма. Затем он поедет в Британию, под патронатом специалистов Guardian смонтирует свой фильм, премьера которого состоится на специальном портале Guardian. Отличный шанс!
Проект, наверное, будет разовым, потому что Guardian такие питчинги обычно проводит в Британии, но для нас они сделали исключение. Конечно, мы бы хотели удержать эту возможность поддержки молодых авторов на разных стадиях, прежде всего на стадии старта. Аппетиты у нас большие, амбиции очень широкие.
