Одессит по рождению, а нынче — нью-йоркский художник, Илья Зомб о том, что вкусно для ненасытных глаз, о художественной жизни Сохо и мастерстве возвращения.
ШО Как работается? Что нового?
— В прошлом году у меня состоялась выставка в Сан-Франциско, в моей галерее Caldwell Snyder.
Я готовился к ней целый год, даже больше: некоторые живописи были начаты еще два года назад, и как всегда, не хватило нескольких недель.
Когда выставки происходили в Нью-Йорке, эту последнюю работу я привозил непосредственно перед самым открытием выставки.
Не имеет значения, насколько заранее я начал готовиться к выставке. Всегда не хватает времени закончить несколько запланированных работ. Так уж сложилось, что я работаю медленно, и в работе я самоед. Придираюсь к себе постоянно, к каждой мелочи. Плюс техника масляной живописи с обязательными просушками слоев, а работы у меня многослойные. Вот так все и движется медленно, а время летит.
ШО Общепринятое мнение гласит, что художественными столицами на сегодняшний день являются Лондон и Нью-Йорк. Что нового происходит в художественной жизни в Америке? Какие выставки были самыми резонансными?
— Я уже сказал, что пишу долго и тщательно. Художественная жизнь Нью-Йорка остается немного в стороне от меня. Когда есть время, я еду не в Челси, где сосредоточены галереи современного искусства, а в замечательные нью-йоркские музеи, чаще всего в Метрополитен-музей, где всегда проходят интересные выставки. Но даже если таковых для меня нет, меня не так занимают выставки костюмов, ювелирных изделий, и я с удовольствием провожу время в залах постоянной экспозиции музея. Там всегда интересно, разнообразно и очень вкусно для ненасытных глаз.
У меня есть любимые залы, где я могу опять и опять любоваться любимыми работами нидерландских примитивистов, мастеров Итальянского Возрождения, мастеров золотого века голландской живописи. И каждый раз радуюсь встрече с любимыми полотнами. Там во мне примиряются художник и зритель (писатель-читатель, как в известном анекдоте). Зритель радуется колориту, композиции, изяществу исполнения; художник копается в деталях и придирчиво всматривается в пропорции и перспективы, для каждого есть свое пиршество для глаз.
ШО Ты предвосхитил мой вопрос о том, какие выставки заинтересовали тебя в этом году. Я помню, в Метрополитен-музее ты с большим удовольствием показывал мне египетский зал. Кстати, о галереях. Интересная деталь — сегодня большинство галерей в Сохо закрылись, теперь на их месте модные бутики и рестораны. Как себя чувствует галерейный бизнес в Америке? Нет ли у тебя ощущения, что в скором будущем работы художников некому будет продавать, точнее, продажами будут заниматься только аукционные дома и арт-ярмарки?
— Я не слежу пристально за развитием галерейного бизнеса. Вот только несколько заметок. Меня как-то спросили, сколько художников живет в Нью-Йорке и его окрестностях. Разумеется, я не знал. Оказалось — около 400 тысяч. Цифра меня удивила: откуда столько художников в 8–10-миллионном городе? И мне объяснили, что именно столько человек определяют себя как «artist» в налоговой декларации. Конечно же, это не только живописцы, скульпторы, графики, но и дизайнеры разных отраслей, ювелиры, интерьерщики и т. д. Не все они зарабатывают на жизнь как художники — кто-то работает официантом, кто-то таксистом, а кто-то и строителем, но если вы спросите их о профессии, они ответят — мы художники. Все свободное время они рисуют, лепят, делают инсталляции и мечтают попасть в галерею, где они будут выставлять свои работы.
И сколько же галерей в районе «Большого Нью-Йорка»? От шестисот до тысячи. Каждая сотрудничает с 20–30 художниками. Галереи эти тоже работают на разных уровнях. Большинство из них — с обычными или начинающими художниками — в зависимости от успеха, работает с ними долго или быстро прекращает. Другие галереи предпочитают выставлять современных, но уже известных и состоявшихся художников. Ну, а третья группа галерей работает только с произведениями уже умерших известных художников.
Как все эти галереи выживают — остается для меня тайной и поныне.
Когда я в 1989 году приехал в Нью-Йорк, район Сохо (SoHo) в Манхэттене переживал бум. Почти каждая дверь на улице была входом в галерею, а некоторые 3–4-этажные дома полностью были заняты галереями. Люди ходили по улицам с пухлыми путеводителями по галереям (Gallery Guide). Путеводители эти — с информацией о выставках — переиздавались ежемесячно. Жизнь бурлила!
Но постепенно художественная жизнь стала из Сохо уходить. Галерейщикам, чтобы выжить, необходимы недорогие помещения. Ведь как бы они ни старались, но, если ни у кого не возникнет желания и возможности купить картины, то ни художник, ни галерист ничего не заработают. А за аренду в любом случае нужно платить, и это одна из главных статей расходов галереи. Аренда в Сохо начала дорожать именно благодаря художникам — район стал модным и популярным; и вот через некоторое время художники и галереи начали его покидать, не выдержав дороговизны. Галереи стали переселяться в тогда еще недорогой Челси. Сначала туда переехали не самые успешные галереи, а за ними — и более серьезные. А Сохо стал все больше и больше превращаться в район дорогих ресторанов и бутиков. Там пока еще, несмотря на космическую арендную плату, существует небольшое количество галерей. До лета прошлого года там была и «моя» галерея.
ШО Да, я помню, мы подъезжали к ней прошлой зимой.
— Совершенно верно. Так вот, ее директор Ронда жаловалась мне, что по улице — а это было cамое сердце Сохо, West Broadway, проходят тысячи людей, но в галерею заходят единицы, ведь все эти люди пришли сюда не за живописью, и в руках у них уже нет путеводителя по искусству в Нью-Йорке. Они пришли сюда за другим — обедом в хорошем ресторане, покупками в бутиках, в конце концов, чтобы просто прогуляться по живописным улицам среди лоточников с ювелиркой и уличных художников, организовавших бесконечную выставку. И вот, когда у моей галереи закончился договор аренды, его стало совершенно невыгодно продлевать на новых условиях. Главная галерея у них всегда была в Сан-Франциско, где живут хозяева, Сьюзан и Оливер. А я всегда предпочитал выставляться в Нью-Йорке — во-первых, это мой город; во-вторых, размер галереи, относительно небольшой по сравнению с Сан-Франциско позволял мне абсолютно заполнить ее работами. На открытие моих выставок приходило множество людей, с большинством из них я встречался только от выставки к выставке, но мы знали, что эта встреча состоится. Однако прошлой осенью моя выставка состоялась уже в Сан-Франциско — в очень красивом, но пока чужом и далеком от меня городе…
ШО На выставке в Сан-Франциско ты показал новую серию? Можешь рассказать о ней?
— Я бы продолжаю тему, начатую две выставки назад и по-прежнему продолажющую волновать меня: баланс, равновесие, некая «точка покоя». Выставки отличались жанрово: в первой, «Indoor Realities», были представлены интерьерные сюжеты, во второй, «Outdoor Realities», сюжеты развиваются на фоне пейзажей; и, наконец, недавняя выставка «Aquatic Realities» — в ней сюжеты связаны с водной стихией. Но все эти выставки объединены общим смыслом — реальность вокруг нас.
ШО Я знаю о твоем увлечении фотографией и часто любуюсь твоими фото в Сети. Фотография — это дополнение к живописи? Как и почему ты занялся ею?
— Да, должен признаться, что я люблю фотографию. Ко мне это перешло по наследству. Мой папа был очень хорошим фотографом. Он 1922 года рождения, из того поколения, в котором из ушедших на фронт ста ребят возвратилось живыми лишь трое. Папа любил фотопортреты. Я с детства привык к растворам проявителя, закрепителя, которые папа изготавливал сам, «темному» уголку с увеличителем за шкафом. Папа подарил мне фотоаппарат «Зенит» с экспонометром.
Но страстью для меня фотография стала в последние семь-восемь лет. Процесс, когда-то очень сложный, требовавший долгого и упорного освоения мастерства, чудесным образом упростился. Технология подняла качество фотографий непрофессионалов на почти профессиональный уровень. Цифровая технология позволяет делать бесконечное количество снимков, из сотен которых выуживаешь сомнительную жемчужину.
Я не преследую никаких корыстных целей в фотографии. У меня нет никаких карьерных планов. Это искусство ради искусства. Поэтому я рад тому, что в фейсбуке есть много таких же энтузиастов и любителей «щелкать снимки». Рад возможности иногда что-то из удачного показать.
ШО Видна ли из-за океана культурная жизнь в Украине? Доходит ли до вас информация о выставках, книжных новинках, премьерах? Скандалах, в конце концов? Пишут ли об этом в американских СМИ?
— Женя, дружище, я с удовольствием ответил бы на этот вопрос. Но в последние годы я все меньше и меньше отвлекаюсь на все происходящее за пределами мастерской. Почти полный изоляционизм. Я не смотрю телевизор, не читаю газет, почти не слушаю радио. О художественной жизни в Украине, как и в Нью-Йорке, Америке, Европе и во всем остальном мире я узнаю в основном из сообщений моих друзей по фейсбуку, если на них попадаю. Ты, кстати, являешься одним из моих самых информированных источников по делам в Одессе и Украине. Я всегда радуюсь успехам моих одесских и украинских друзей, огорчаюсь, когда получаю печальные или узнаю невеселые новости.
ШО Последний, несколько провокационный вопрос. Если бы тебя попросили поделиться секретом мастерства, что бы ты сказал?
— Вопрос мастерства каждый художник рассматривает по-своему. Это не одна вершина, а скорее горная гряда, и каждый выбирает ту вершину, которая больше его пленяет и манит. Одни видят силу в идее, другие — в мастерстве исполнения, третьи — в простоте и изяществе исполнения, четвертые — в сложности замысла. А некоторые — в комбинации всего этого.
Для меня лично мастерство заключается в том произведении, к которому хочется постоянно возвращаться, которое никогда не надоедает. Уж как растиражирована «Мона Лиза»; через толпу близко к ней и не подойти. Но живопись, мастерство Леонардо замусолить невозможно. Пример банальный, но зато всем понятный. Не требующий никаких ссылок — этот портрет известен всем, и художник тоже.