М.: Corpus, 2019
Роман Коньетти тоже мифообразный и притчеподобный, да и прочих сходств с книгой Мозли в нем так много, что прямо удивительно. «Восемь гор», как и «Элмет», — дебют. Действие его тоже происходит в глуши, только не в лесной английской, а в горной итальянской. Рассказчиком также выступает нелюдимый подросток, правда, у Коньетти действие растянуто на двадцать с лишним лет, так что юноша Пьетро успевает повзрослеть и социализироваться. В обоих романах персонажи возводят дом, которому суждено быть разрушенным. Наконец, в итальянской книге, как и в британской, центральной является фигура отца.
Вот тут уже начинаются различия. Джованни Гуасти до Папы далеко, как от Альп до Йоркшира. Он тоже человек властный и требовательный, но еще упрямый, догматичный и неуравновешенный. Гуасти-старший страстно любит горы и стремится во что бы то ни стало привить такую же любовь своему сыну, сделать из него настоящего мужика — покорителя вершин. Податливый Пьетро подчиняется воле отца, но постепенно осознает, что никакого удовольствия горные путешествия ему не доставляют. Выходит, что Гуасти-старшему гораздо ближе по духу не родной сын, а его друг Бруно, парень, выросший в горах и не мыслящий без них своего существования.
«Восемь гор» полны неочевидных парадоксов. Отец пытается сделать из сына собственную копию, но любовь к занятиям отца проснется в сыне лишь через много лет после отцовой смерти. Молодой человек решает, что главное дело его жизни — построить горную хижину, чтобы спрятаться в ней от мира, но именно эта хижина его и угробит. Притча, рассказанная герою непальским старцем, вместо однозначного вывода заканчивается неразрешимой дилеммой. В самом деле, кто больше узнал о мире — тот, кто обошел восемь гор, или тот, кто поднялся на одну‑единственную высочайшую вершину, с которой видны все восемь?
Показательно, что в романе Коньетти в конце концов возникает Непал. И в британской, и в итальянской книге есть что-то восточное, буддийское, какой-то отдаленный дзен, едва различимый звук хлопка в лесной или горной тиши. Ясно, что это хлопок одной ладони.
