В Нью-Йорке Незвицкая рассказала мне о том, как первый раз изменила мужу. Мы лежали в гостиничном номере неподалеку от театрального квартала Манхэттена, пили кофе и беседовали. После утреннего секса она была смешлива и разговорчива. Со мною, по ее словам, она ожила, почувствовала себя женщиной. Мне было это лестно. Последние дни она «порхала» вокруг, заглядывала в глаза, просила поцеловать на людной улице или в лифте. Я незамедлительно следовал ее желаниям. Такие моменты надо ловить. Потом придут обыденность и пресыщение. Нора стряхивала пепел в дешевую фарфоровую чашку и говорила. Я слушал ее невнимательно, но до определенного момента. В ее истории чувствовался какой‑то зловещий смысл.
У нее был интернет-приятель, живущий в пригороде. Звали его Макс. Виделись с ним они один раз. Познакомились в ресторане на его дне рождения. Обменялись несколькими репликами. На следующий день он позвонил ей и донимал звонками всю неделю. Потом исчез. Потом то исчезал, то появлялся. Рассказывал о себе часами. Макс мгновенно входил в доверие и казался ей родным человеком. Она смеялась, показывая ему новый дом. По очереди подводила детей к камере компьютера. Макс демонстрировал фокусы. Приставлял к уху бутылку с водой, и она вдруг начинала течь изо рта. Детям «дядя из компьютера» нравился. Они звали его в гости, Незвицкая присоединялась к их приглашениям.
Она уже три года сидела с детьми. Муж работал, она скучала. В глубине души считала себя художником. Вышивала скатерти и платки. Больше всего гордилась театральными куклами, изготовленными в половину человеческого роста. Арлекин и Коломбина, Санта-Клаус и его олень, Джек Воробей и Эдвард Руки-Ножницы стояли по углам в гостиной. Нора мечтала о вернисаже в Манхэттене. В провинции она уже несколько раз выставлялась.
— Отдайся, — говорил ей Макс. — Секс — естественное продолжение разговора. После сближения мы переместимся на другой интеллектуальный уровень. Это легко. В Древней Греции вообще не было любви, одно обольщение. И потом со мной это особый случай. С другими — предательство, а со мной невыносимая легкость бытия.
Она смущалась его прямоте, но слушала с некоторым замиранием сердца. Ее разбирало любопытство. Чисто научный интерес, говорила она себе.
Через полгода он неожиданно появился и поселился в гостинице неподалеку. Буквально припер ее к стенке.
— Меня приглашали в гости твои дети, — сказал он. — Детей я никогда не обманываю.
Муж был в отъезде, но Максу об этом она не сообщала. Когда он заехал, она выставила на стол бутылку вина и отправилась укладывать ребятишек.
— Ешь пирожки — пей вино. Я скоро вернусь.
Незвицкая включила индусские мантры, которые казались ей эротическими. Макс помрачнел, но не сказал ни слова. Когда она вернулась в легкомысленном халатике, бутылка была пуста. Незвицкая провела парня в гостиную и подробно рассказала о каждой поделке. На кукол Макс смотрел недоверчиво. Он был далек от искусства и прочих тонких материй.
Когда в доме стало совсем тихо, они пошли в спальню. Нора скрылась в ванной, где быстро прошелестела душем. Вышла к нему в нейлоновом боди с вырезом внизу. Макс сразу потянулся губами к вырезу.
Она посмотрела на Макса сверху вниз и вспомнила, что невероятно любит своего мужа. Перед ней на коленях стоял человек, внезапно ставший незнакомым. Древний грек. Самодовольный самец. Интриган‑соблазнитель. Перемещаться на другой уровень расхотелось. Они начали целоваться, потому что так положено. Аппетит приходит во время еды, вспомнила она старую поговорку. Аппетит не приходил. Незвицкая отдалась ему, но ничего не почувствовала. Она ничего не чувствовала и с мужем, но он был ей родным человеком, а лежащий рядом мужчина — чужим.
Невероятный грохот заставил их остановиться. В прихожей сорвалось с крючка зеркало. Хлопнула форточка. Ребенок за стеной бился телом о дверь, и звал мать не своим голосом. Зарыдала дочь, захлебываясь слезами. Каменный гость приближался к любовникам, готовый задушить обоих. И никакой легкости, никакого счастья на этом свете не было. Только гром, грохот и нечеловеческий крик. Сейчас он взломает дверь. Гигантский, страшный, безжалостный каменный сын.
«Каменный гость приближался к любовникам, готовый задушить обоих. И никакой легкости, никакого счастья на этом свете не было. Только гром, грохот и нечеловеческий крик»
Макс быстро оценил ситуацию и смылся. Голая Незвицкая подошла к спальне мальчика, и поняла, что боится открыть дверь. Образ великана не покидал ее.
— И кто же оказался за дверью? — спросил я. — Сын?
Она поставила чашку на прикроватную тумбочку, раскинула руки по кровати, уставившись на старомодную люстру на потолке. Ей было трудно признаться в том, что произошло дальше.
— Я так и не открыла, — сказала она, наконец. — Мне было страшно. Я строго сказала ребенку, чтоб он спал и сидела до утра со своими куклами. Я решила, что в комнате прячется дух моего мужа. Ну или статуя Командора.
От нее пахло весной, рекой, свежестью. Я вспомнил про свою первую любовь, но не стал распространяться об этом. За окном отеля неспешно шуршали по асфальту машины, чирикали скворцы, кричали бездомные негры и маленькие дети.
