Доказательство Ткаченко
В том городе
В том городе, где ты меня не ждёшь,
А лишь мечтаешь похудеть напрасно,
С утра торговки, солнце и галдёж
И в лекционном зале молодёжь
Всё узнаёт о спектре инфракрасном.
И где такой у попугая вид,
Как будто он летит на баррикады,
Со стягом в клюве так и норовит
Дать бой врагам за птичий алфавит
И пенсию (а больше и не надо).
В том городе, заметном со спины,
Потрёпанном, как все твои былины,
Возможно всё: не спать и видеть сны,
И пережить три ядерных войны,
Употребляя на ночь витамины.
Там есть на старой площади кафе,
Которое старей, чем эта площадь.
Осталось в прошлом аутодафе,
Но грешники всё так же подшофе
Несут свои прокуренные мощи.
В том городе река неглубока,
И, на безрыбье вдоль нее гуляя,
Ты поправляешь локон у виска,
Бретельку сняв с плеча исподтишка,
Но до конца его не оголяя.
И мысли, как бездомные коты.
И их концерт ты разогнать не в силах.
Но лишь для ощущений полноты,
Возможно, эти перечтёшь листы,
Испачканные в вордовских чернилах.
* * * * *
памяти Евгения Яненко
вот идёт человек с костылём в обветшалом пальто
он уходит в день смерти своей с дня рождения друга
он лишь знает одно что уже не увидит никто
как закрутит его напоследок небес центрифуга
вот идёт человек с костылём вспоминая светло
этот город и школу и реку и пыль института
и ему остаётся одно посмотреть сквозь стекло
своей узкой оправы на неотвратимость маршрута
по развалинам рая идёт вдоль забора забот
в стороне оставляя привычки дела и детали
сигарету полёт отправляя в последний полёт
чтобы после него сигареты уже не летали
в этом маленьком городе вечность стремится к нулю
самый тихий святой заспиртованной нашей державы
он уже понимает что нимб превратится в петлю
и души его камень исчезнет из тела оправы
одинокий скелет возвращается снова домой
чертит циркуль ноги по асфальту свои полукружья
распадается память на атомы прочь и долой
и слова холостые становятся снова оружьем
он посмотрит на город сиротский привстав на носки
там опять кабаки чьи-то выборы библиотека
гений места вздохнёт и сейчас же умрёт от тоски
чтобы мы в забытьи вспоминали опять человека
ЖЗЛ. Голем
голем распутин был наполовину рюрик наполовину негр
вёл переписку с маугли ел белену страпоном пугал княжон
потом перешёл с водки на виски и стал макгрегор
и взлетали орлы над невой когда он заходил в октагон
пока сомелье юсуп нёс ему цианистый калий
в соседнем чистилище разливая из искандеров шато идлиб
отмечали жители деревень подъём на гору хинкали
и даже сердце билось со стуком хабиб-хабиб
на лобке у него татуха со всеми текстами крида
он ловил автокефалей на компьютерных червячков
из его пророчеств сбылось одно — под воду ушла таврида
сказали апостолы петров и боширов в библии для новичков
обналичив долю свою за трансфер христа на небо
решил что пока не поздно надо быстро сойти с ума
купил футбольный клуб в ворота поставил эреба
да в атаке пару пьяных бразильцев коко и мама
если смерть на конце иглы что тогда у неё в начале
думал он набирая в шприц спермяжное конфетти
он всегда смеялся когда его убивали
и непременно плакал когда пытались спасти
ему снилась ночами родина пустоглаза и безголоса
он платил за неё налоги и не мог её не любить
пил кровь гарри поттера превращал единорога в единоросса
и только девственницы могли его укротить
голем гришка в губах с гармошкой был старший сержант пехоты
но как сказал товарищ сталин на фестивале вудсток
незаменимые у нас только аминокислоты
а всё остальное пыль на ветру броуновский поток
ЖЗЛ. Доказательство Канта
две тысячи восемнадцатая снежинка падает на мой снуд
и пока в рождественском королевстве вешают всех иуд
во мне сидит тощий старик в парике и не смыкая глаз
думает про нравственный закон внутри нас
спустя два с половиной века пишет он мне письмо
пусть колесо истории переедет себя само
жизнь коротка как хорошее роуд-муви
я не знаю что курит бог но пепел он стряхивает в везувий
бог он внутри блокчейна его майнит парочка крепких ребят
транзакция на голгофе говорит сама за себя
он заходит в аккаунт святых фарисеев и даже ботов
ты можешь его продать тридцать биткоинов подзаработав
но бог канта всё время падал был слепой и глухой
и сказал тогда депутат из фракции панки хой
чтоб он крепче стоял мы посадим его на клей
и назовём в честь летова мавзолей
после завтрака с воландом канта достала икота
потом она перешла на федота а с федота на адмирала балтийского флота
кант изучал приливы отливы и керченские проливы
по ночам прилетал к президентам с веткой оливы
из аэропорта цоя к вокзалу пресли по проспекту доктора дре
с подпиской о невъезде и депортации ноты ре
ехал злобно молясь на храмы кант маленький словно мук
а в молитве прямая бочка и лишь два слова элджей федук
двадцать первый каменный век ходят клоны святых мощей
укроп и петрушка жить не могут в одном борще
левши объявили войну правшам минус плюсу кишка желудку
а мисс мира стала санкция древнеримская проститутка
в гибридные десятые годы говаривал кант-интроверт
нам обоссать два пальца как отменить концерт
угол дома со временем не станет перпендикулярней
но чем тема запретней тем она популярней
двадцать первый каменный век динозавры заводят блоги
пусть всегда умирают люди только не умирают боги
и удивляется модрич глядя себе под ноги
это золотой мяч или голова хашогги
надо же просто верить иметь совесть искать свой путь
хочется быть счастливым но даже не в этом суть
всё что ты хотел доказать ты уже давно опроверг
а пока сгоняй в магазин и возьми мне коньяк кенигсберг
* * * * *
Зимою этой, милый друг,
Я научился без запинок
Считать по пальцам Ваших рук
Число растаявших снежинок.
Нет снега и в помине тут.
И, как просители в приёмной,
Все жаждут встречи с ним и ждут
Небесной манны неподъёмной.
Никто не стыл, не замерзал,
Но человек (возможно, витязь)
Вдруг появился и сказал:
«Осадков нет, но вы держитесь».
Не замедляет время бег,
Но мы-то, жизнью умудрёны,
Качаем приложенье «sneg»
В свои духовные смартфоны.
Пусть расцветает резеда,
Анютины сверкают глазки,
Мы, нажимая кнопку «да»,
Достанем лыжи и салазки.
Ну а пока на белый свет
(Уж он-то точно не осудит)
Идёт зима, которой нет
И, может быть, вообще не будет.
* * * * *
липкое лето песенка спета дождь насекомых
жалко у пчёлки перезнакомит всех незнакомых
в бронзовой вазе роза погаснет ниткой вольфрама
персик заката и молодые папа и мама
чашка и термос рву эпидермис плавится кремний
лето на даче солнечный зайчик спрятаться где мне
день с матюками ночь с мотыльками жизнь идиота
не осушить мне не обнулить мне это болото
спи моя юность спи моя прелесть в домике старом
мне-то не надо всей буффонады даже и даром
мне лишь увидеть, что там с водою после потопа
полная жопа скажет крыжовник полная жопа
вот мы и вместе боги болота гении клумбы
недодекарты недодавинчи недоколумбы
нас опыляют мы опыляем мир не гербарий
так говорила мудрая пчёлка старец нектарий
с каждым закатом я оживаю с каждым закатом
удочка дочки словно живая над перекатом
трасса волны и карпы стальные бредят кюветом
с каждым рассветом я умираю с каждым рассветом
речка вспотела каплями вёсел вены набухли
чешутся чакры где твои чары старая рухлядь
только не вторит речки верховье летнему зуду
больше не буду писать стихов я больше не буду
Русская Камасутра
Об этом не пой и об этом не смей.
И будь аккуратней, чем твой брадобрей.
Из всех камасутр сгодится одна:
Нет лучшей позиции, чем тишина.
Живя на готовом, всегда будь готов
Закручивать гайки в Отчизне болтов.
Из всех камасутр наш выбор: тайком
Язык лопать с хреном, а хрен с языком.
И бродят по улицам камер-пажи,
И банят тебя, уличая во лжи.
Из всех камасутр нам надо прочесть:
Как честь поиметь для утративших честь.
И на песне года поешь ты в сердцах
Про палку о двух оголённых концах.
Так честно Эзопу сказал соловей:
«Пошло оно всё на приапий хайвей!»
Нас всех в этом городе ждёт неуспех.
Нас всех юмористы поднимут на смех.
И надо бы прочь хоть с заплечным мешком,
Но если в себя уходить, то пешком.
* * * * *
Чужих воспоминаний не объять.
Поскольку времена не выбирают,
Забавы ради их перевирают.
Но было так: пещера, ясли, мать,
И ангелам молчать невмоготу,
И тёплая ещё вода в кувшине,
И первый крик в заснеженной пустыне
Сорвал великой ночи немоту,
Всё было так: открылась в небе течь.
Младенец спал, над ним звезда горела.
Она к нему всей силой тяготела
Скорей упасть и где-нибудь прилечь,
Скорей обнять и как-нибудь уснуть,
Проговорив о том, что слишком поздно,
Что слишком много в воздухе морозном
Причин любить, и медленная ртуть
Ночных небес трепала хвост комете,
А мимо шли астрологи и дети,
Слепой фонарщик зажигал фонарь,
Шёл снег и обнулялся календарь.
Ещё не наш, уже не прошлый век,
Не прежняя, ещё не наша эра.
Снежинки знали, что такое вера.
Всё было так: родился человек.
* * * * *
шла биссектриса в райский уголок
как директриса школы где замучен
я был абсциссой нет других дорог
одна лишь делит всё на паст и фьюча
во всём есть математики клыки
маржа девичья честь и баритоны
число не заплывает за буйки
весь мир чб и люди в нём дальтоны
я подковал молитвою блоху
но икс и игрек вдруг без междометий
разлили водку в русском слове ху
и буква й сказала будет третьей
но я же честный лётчик я летал
я в зоопарке видел перельмана
его вольер напоминал фрактал
а перельман напоминал брахмана
всё будет не со мной и не всегда
и свой математический анализ
я принесу в коробочке туда
где цифры никогда не целовались
всё будет как рассудок мне велит
луна сияет в пятом измеренье
а я страдаю плоский как эвклид
и не могу решить стихотворенье