От редакции
Одним из резонансных украинских кинособытий прошлого года оказался фильм «Война химер» в жанре креативной документалистики. Его без какой-либо помощи государства или спонсоров сделали два режиссера, они же и продюсеры, мать и дочь Мария и Анастасия Старожицкие.
Анастасия в этом не имеющем аналогов фильме не только режиссер, вместе с бойцом-добровольцем Валерием Лавреновым с позывным Лавр, одним из операторов, они обнародуют в закадровом диалоге достаточно интимную историю своих личных отношений с войной, смертью и любовью. Фильм выбрали в международные конкурсные программы из буквально десятков документальных фильмов о продолжающейся войне отборщики и DOCUDAYS UA, и Одесского международного кинофестиваля, присудили Гран-при на Ровенском кинофесте. При этом «Война химер» – по стечению разных обстоятельств – прошла мимо внимания большинства профессиональных критиков. Этот недочет создатели фильма решили исправить, устроив обсуждение прямо после показа, в присутствии зрителей. Возможно, все получится и другие фильмы пойдут тем же путем, но пока это первый в новейшей истории украинской кинокритики эксперимент.
«Война химер» с критиками» состоится 18 января в 18.00 в киевском кинотеатре «Кинопанорама», критиками согласились быть Юрий Володарский, Сергей Трымбач, Ярослав Пидгора-Гвяздовский, Катерина Слипченко и Дмитрий Быков из Москвы по скайпу, модератор – Олеся Анастасьева. А мы в преддверии этого события публикуем рецензию Сергея Эненберга.
Иллюзион надежды
Нерецензия на фильм «Война химер»
Фильм Марии и Насти Старожицких «Война химер» вернул меня в 2014-ый год, заставил думать мысли, которые вытеснены давно из сознания и душевного быта, но продолжают жить во мне недодуманными занозами ума и мстить за то, что однажды я их забыл. Мой дед после войны до своей смерти в 1988-ом году носил в шее осколок гранаты, который врачи отказались удалять: осколок был рядом с артерией. Эти мои недодуманные мысли также не подлежат удалению: от них опасно прятаться. Их задача – отнимать покой и уверенность в будущем, трезво и страшно говорить о новой реальности мира, которая не была уютной и ранее, но казалась понятной. И, как раз в 2014 году, внезапно устала притворяться… История любви-дружбы героев фильма – двух молодых людей – вплетена в документы войны как нить, которой нотариус сшивает заверенные печатями порознь страницы одного документа. Она объединяет фрагменты пережитого и будто говорит нам строго: «Так было. Я свидетельствую».
Всё началось с Майдана. Поднявшаяся в Киеве волна народного возмущения против циничной, продажной власти наполнялась силой многих сердец. Два сердца – Валеры и Насти – бились рядом, и, пока руки и воля творили историю, сердца, иногда выглядывая из бури событий, вкрадчиво, с лаской-опаской, наблюдали друг друга.
После победы революции жители палаточного городка уходили в обыденную жизнь неохотно. Счастье причастности к большому благородному делу вдруг стало рассеиваться. Появился дефицит смысла – того ясного смысла, который наполнял людей во время противостояния. Родилось, уже в то время, какое-то предчувствие большого обмана.
События в Крыму и начало войны на Донбассе ставят перед участниками революции вопрос: готовы ли они защищать от врагов ту Новую Родину, за которую боролись на Майдане? И тогда Валера идет на войну и становится Лавром. Лавр. Его позывной. Имя, которое в смысловой реальности фильма остаётся якорем и спасает в океане химер.
Эпизоды картины – несоразмерные по цвету и форме бусины одного прихотливого ожерелья. Я решил пожить с ними и в них, как создатели фильма живут с документами войны и воспоминаниями – неторопливо, иногда мучительно медленно рассматривая каждую деталь. Разговор во время грозы о сбитом гражданском самолете. Решение идти воевать. Начало, узелок, завязанный на нитке, которую вдели в иглу. Самолёт, летящий в грозу над Киевом. Самолёт, сбитый над Донецком. Вот первая и, может быть, главная рифма этого кино-стихотворения. Похоже, он – Самолёт – и есть игла, которая ведёт за собой нить всей истории. Проводы бойцов в армию на Михайловской площади Киева. Обучение добровольцев на полигоне. Заочно знакомимся с другом Лавра, Вадимом, который выбрал позывной «Самолёт». «Как там твоя Настя?» — спрашивает Самолёт у Лавра. Ребята смеются над Вадимом: «Самолёт, высоко летаешь!». Это он, Самолёт, в конце фильма гибнет от автоматной очереди. Трижды ходили бойцы к насыпи, где он лежал на рельсах под поездом и трижды прицельный огонь врага не давал им забрать тело. Потом обнаружили, что тело пропало. Именно его памяти посвятили свою работу создатели картины.
Бойцы в лагере, где проходят обучение, разбирают и рассматривают детские рисунки, присланные с гражданки. Поют песни, балагурят. Панорамная съемка огромного полигона, сделанная с беспилотника. Тишина, пустота и бесприютность голой, ржавого цвета земли и одиноко стоящих танков. Маленькая деталь, которую выхватывает взгляд: цементом выложенный редут на поле. Оттуда, из небесной выси, он кажется грубо зашитой раной – шрамом на теле Земли. Тут мы знакомимся с Нею впервые в картине. Земля – герой фильма не менее важный, чем люди. Жутковатое пение весёлых девушек на Крещатике, когда жгут остатки разрушенного палаточного города. Песню заглушает вой пламени гигантского костра – символа победы над победителями. И тут воспоминание! Настя вспоминает, как кто-то написал большими буквами на палатке «Важно не проснуться», а Лавр закрасил «не», нарисовав на нём открытый глаз. Если важно проснуться, то от какого сна? Почему не хотел просыпаться автор надписи?
Революция достоинства была сном или сон снится сегодня, когда идет война, и каждый день гибнут люди? При этом большинство граждан живут обыденной жизнью, а новая украинская элита под новыми лозунгами с европейским комфортом и российской наглостью правит бал. Решения, которые принимают люди сегодня не подходят под старые шаблоны нравственных оценок – прежние критерии не работают. Выбор судьбы как выбор считалки в детской игре. Так говорит голос Насти в фильме. И всё же… В этой игре с выбором все формы мудрости и здравого смысла оказываются бескрылы. Жизнь для романтиков — не приют для бродяг, а их родной дом. Родной только им. Лишь они, романтики, всегда были и навсегда останутся хозяевами этого дома. Всякий, кто считает себя живым, должен убедиться в том, что он живёт на самом деле. В этом правда добровольцев, ушедших на войну – правда, которую не отнять никому. Как и правду разочарований.
Необыкновенные картины народных мастеров, с сюжетами о расставании влюбленных и о проводах на войну. Странный магический напев древнего бабьего плача. И потом бой, в который вступают добровольцы с автоматами, начиная перестрелку из кузова грузовика. Когда идёт стрельба полное ощущение бессмыслицы и хаоса. Одновременно понимаешь, что пули этих ребят, возможно, попадают в какие-то тела других совершенно таких же ребят и что в любой момент сюда, в эту машину могут также влететь пули и найти себе жертву. Добровольцы выбивают сепаратистов из украинских посёлков. Лавр воюет, тоскует о девушке, живёт надеждой. Настя отправляется на Донбасс. Репортаж о её путешествии состоит из нескольких медитаций с камерой… Первая случается ещё в поезде. Камера разглядывает маленький телеэкран у потолка в вагоне, где на видео возникают города в разных уголках мира – неведомая жизнь множества людей, далёких от этой войны, какие-то киты, слоны и птицы. «Что ж это с нами происходит?» — вопрос Насти к себе и жизни вокруг неё получает измерение всемирности. Война, коснувшись наших друзей и близких, перевернула наш мир. И всё, что происходит на планете, в связи с этой войной, приобретает новый смысл. Всё связано со всем. Наша война нужна кому-то – поэтому она происходит. Опять на этой земле, где мы родились, нужна война, впервые после Второй Мировой. И, видимо, эта война нужна многим не только в России и Украине, но в Америке и Европе. Её финансируют, её уважают. У неё свои адепты и хранители. Из её, немножко циркового, но вполне себе кровавого кошмара, страны и континенты сегодня выглядят иначе. Что же происходит с нами — людьми этого мира? Почему с такой настойчивостью мы доказываем нашей Планете, что не стоим её терпения?
Славянск. Рисунок мелом на асфальте. Возле расчерченных детьми классиков нарисован странный экскаватор — танк. Он грозно взмахнул ковшом и выстрелил из пушки. Странные, разбитые снарядами дома в городе… Почему они такие странные?.. Безжизненные, опустевшие и удивлённые… Улыбчивые дети с их путанными, неловкими рассказами о бомбёжках. Изувеченные дома, будто духовные портреты тех уродцев, которые так делово и спокойно запустили молох братоубийства. И тишина… И дети, которые щебечут про что-то трудное и больное, что видели и помнят, не в силах постичь свои простые истории… Потерянная старушка смешно карабкаясь в развалинах своей квартиры, рассказывает нам о ней, о погибших вещах дома, оглядываясь рассеяно так, будто плывёт в удивительном сне. Да и мы, вместе с камерой, потерянно оглядываемся, не понимая, где мы и зачем. Всё как во сне… Эпизоды боевых действий ночью, расстрел из ПТУРа какой-то вышки с проводами пробуждают нас. Из Настиного сна мы ныряем в горячие будни Лавра. Путь солдат в городском автобусе на войну через огромное, шевелящееся на ветру, поле подсолнухов. Сами солдаты в этом поле тоже качаются на ухабах дороги, теряясь в бескрайнем солнечном море родной земли. И автобус у них как корабль – то ли плывёт он, то ли кружится в каком-то водовороте цветов… И добровольцы в камуфляже посреди этого поля – чем не цветы, особенно когда улыбаются нам, высвёркивают глазами и неловко шутят, а мы, глядя на них – светло строгих и сильных, знаем будущее: знаем, что многие из парней скоро погибнут и лягут в землю скошенными колосками – жатвой войны. — Оце весь наш взвод, який їде хер знає куди і хрєн знає для чого! — говорит мужик в кадре, кивая камере на бойцов, и его грубая ирония, вызывая нервный смех побратимов, обнажает правду, которую другие, быть может, сейчас гонят от себя. Ровно и внятно какой-то опытный офицер даёт задание бойцам на следующий марш-бросок. Чётко и уверенно отдают приказы командиры добровольцев.
После этого мы попадаем внутрь артобстрела позиции украинских солдат и видим первых. Бытовой эпизод перевязки, благодаря своей непропорциональной длительности создаёт эффект физиологического проживания боли. Это у него или у меня торчит осколок – кусок железа в бицепсе? Он-я хочет вырвать осколок оттуда. Мне-ему боязно и противно. Он-я раздражён. Не хочу бинтовать!.. Не хочу укол!.. Первые убитые, которых мы видим, бойцы, окружившие их. Добровольцы с боем входят в посёлок. Раненый командир батальона и долгая неловкая суета вокруг его раны. Добровольцы занимают здание школы в Иловайске. Вокруг школы постоянная стрельба. Обсуждение командирами подразделений боевой обстановки, недостатка людей и оружия. После боя ребята загружают в рафик тела убитых. Весь двор заполнен ранеными. Всюду кровь, потерянные лица. Допрос украинским командиром пленных солдат. Пленные оказываются солдатами разных частей российских вооруженных сил, отправленных под Иловайск. Десантники…танкисты… Солдаты срочной службы? Молодые ребята, 1995 год рождения… И украинские добровольцы, и пленники говорят на чистом русском языке. Но как трудно им даётся этот разговор!.. Допрос прерывает миномётный обстрел. Невольно примеряешь на себя опыт этих мальчиков. Окажись там ты, убивал бы? Дал бы себя убить? Предпочел выжить ценою чьих-то жизней? Смог бы так ненавидеть? Если бы потерял друга, захотел-смог бы отомстить? А кому бы стал мстить? Вот этому парню из Калуги? Помню по армии, как заразительна бывает жестокость. Разум и совесть подчиняются инстинктам стаи. Стая, овладев ими, программирует под свои нужды. А здесь у ребят рядом смерть. Разум и совесть здесь тоже утилитарны. Разум нужен, чтобы выучить оружие, спастись в бою и убить врагов. Совесть соединяет вестью о долге друг перед другом тебя и твоих боевых друзей, у романтиков ещё землю или Родину, за которую дерёшься и можешь отдать жизнь. Есть ли разум, который способен сегодня вылечить нас от заразы войны? Какой именно вестью и с кем должна объединить нас совесть, чтобы сохранить жизнь всей расы людей, чтобы со-вестие не оказалось «белым шумом»? Машины с украинскими добровольцами выходят из окружения и попадают в огненные клещи между танками и артиллерией противника. Их прицельно расстреливают. Обрывки кинодокументов этой экзекуции сменяются длинными кадрами жутких, сгоревших дотла автобусов, машин, транспортеров. И снова земля… сухая, голая, опустошённая взрывами, уходит из фокуса, возвращается… Голос Лавра рассказывает о гибели друзей. В неторопливости его слов приоткрывается что-то предельное для человеческого понимания. Секунда, отобравшая жизнь множества людей, ставших твоей семьёй. Такое бессилие, которое рушит сердце, лишая его даже ненависти. Оно губительнее отчаяния и лишь оно способно уничтожить, растоптать тебя, лишить, казалось, ещё живого человека — жизни, оставив тебе лишь физическую оболочку – призрак человека – химеру, фантом … Недавно приходила к нам домой старинная подруга моей мамы – Нина. Полгода назад её сын решил навестить своего друга, с которым вырос в одном дворе. Живёт друг со своей мамой на девятом этаже в одном подъезде с ним. Прошло уже два месяца с тех пор, как друг вернулся из АТО и всё это время никто не видел его. Он ни разу не выходил из квартиры: боялся улицы, знакомых и незнакомых людей. Молодые люди – ровесники: им обоим по 30 лет. Сын тёти Нины решил помочь приятелю: поднять настроение, растормошить – купил их любимые с детства пирожные, поднялся к другу на девятый этаж. Встреча не успела начаться. Друг ударил его ножом в живот. Парень скончался на месте. Две машины скорой помощи увезли обоих ребят. Одного в морг, другого, в сопровождении милиции, в закрытый стационар психиатрической клиники под усиленной охраной. Кошмар войны, который прятал в своей душе этот солдат, как бациллу, как вирус тяжелой болезни – вдруг вырвался на свободу и принёс новую смерть. Ненависть и Страх. Их священный союз всегда плодовит. Кто волен предотвратить рождение их неумолимо живучего потомства?.. Может, Любовь? А не химера ли она…как и всё здесь? «Треба було вирішити: або залишатися і йти в полон, або виходити в невідомість якусь. Ми вибрали невідомість… Ми пішли додому!..» — так Лавр комментирует кадры с добровольцами, выжившими после расстрела колоны. Лавр выходил один. Шел, согреваемый образом девушки, который жил в душе и говорил с ним оттуда из далёкого мирного лета, которое было-не было где-то там, вне времени, где нет боли от ран, жестокого солнца и жажды. В фильме этой трудной дороге найдена метафора. Ломаный бег камеры в поле подсолнухов, скольжение видео-глаз беспилотника над полем, долгая съемка ласкового, будто покрытого мехом из зелени тела земли, кружение рыжей распаханной нивы с побегами, похожей на расчесанные волосы женщины – все это соединяется в один былинный напев долгой музыкальной темой. В ней голоса звёзд, стон-гул, идущий из недр земных, зов вечно ускользающего, непостижимого смысла… Вспомнилось пшеничное море «Земли» Довженко, колокола подсолнухов и яблоки, полновесные, как груди кормящей женщины. Там звучит многоголосный хор, который будто соединяет все поколения людей живших, живущих и тех, кто просится в жизнь. Как ясна и понятна монументальная тоска человека той трагической эпохи, той гражданской войны. Как сложен, разобран, запутан мир современных людей, живущих здесь же, на этой земле… Как призрачна, «технологична» любая их правда!… Где искать опору душе, «мужество быть», полноту смысла? Что остаётся? Смерть? Любовь? Побег в иллюзию, в сказку?.. Узнав о том, что раненых под Иловайском вывозят в Днепропетровск, Настя едет туда. Мирный город Днепр выглядит карикатурой на себя самого, злой насмешкой над тысячами людей, которых только что сварили живьем в котле у ведьмы, которую они называли Родиной и пошли защищать. Парусная регата, свадебные процессии, беззаботные уличные музыканты… Наблюдать за этим неловко и будто стыдно, как бывает детям, которые понимают, что взрослые им лгут. Одиночный выстрел возвращает нас в подлинную реальность и позволяет, не стыдясь, смотреть и слушать. С жадностью вглядываемся в пустынный, выгоревший от солнца луг, по которому бредёт, не зная пути, измученный солдат. Огромная сухая коряга, вздыбленная в небо как указующий перст, соблазняет Лавра: «Уже не знаю куди йти: наліво, направо чи прямо…Хіба угору, в небо…там мої чекають…» Долгий-долгий взгляд камеры на сухой репейник. Из таких же сухих репьяшков мой медвежонок! Когда-то скульптор Андрей Ильинский привез медвежонка, сделанного детьми интерната для сирот маленького села Глинск в Сумской области. Привёз к нам на выставку. Этот колючий репейный добряк, несущий игрушечную девочку в ранце, был для него воплощением неустроенной, неуютной жизни одиноких детей, их колючих, недоверчивых душ. Здесь репей тоже символ одиночества потерянного в полях, а перед этим брошенного в войну юноши. А ещё это то, что нужно для жизни. Ведь репей завоёвывает территорию и будущее, цепляясь за шкуру животных, одежду людей. Так он заселяет своими детьми землю. Большая мирная корова, с которой подружилась камера в поле, уже поймала репейного ёжика хвостом и слушает признание Лавра: «Війни я хотів, аби себе перевірити, аби переможцем прийти у вінку лавровому. Дурень… Як є дурень!…» И невдомёк корове, и облакам, и солнцу, и ветру в сосенках, что репьяховый Лавр ищет, за что бы зацепиться… — Моя земля…Мене в себе забирає… Я вже її трава, листя, коріння, привид, химера… Лавр признаётся, что хотел покончить с собой, закрыл глаза и увидел Настю, которая говорила с ним о чём-то важном, а он не слышал. И Настя словами этого фильма-ворожбы, ему в ответ: «Я люблю тебе. Чуєш? Нарешті сказалося…» Гимн Украины. Салют над Днепром. Встреча Насти и Лавра. Поезд. Киев. Дом. Ребята пересматривают видео-приветы бойцов – побратимов своим близким. Как примириться с их смертью? Подробно запечатлённые в фильме похороны. Все новые и новые тела погибших солдат находят под Иловайском. Мир, дом, быт… Непривычно, нереально, пусто… Длинные кадры однообразного пути по часам и минутам одинаковых дней. Настя и Лавр в поисках друг друга. Разлука соединила их, а близость делает одинокими. Гораздо роднее Лавру сегодня ушедшие навеки друзья, которых он тем, что остался жить, будто предал. Похороны Самолёта, тело которого всё-таки нашли. Какая сияющая улыбка на фотографии у этого парня! — Не розумію: за що воно все було і навіщо, але їх зі мною немає… Літак біля мене б лишився, а я біля нього – ні… В психиатрической клинике, где я работаю, доводилось подробно говорить с кадровыми военными, прошедшими войну в Афганистане. Их опыт пережитого вызвал изменения в психике, привёл к болезням, которые отравили их судьбы. Читал про исследования в Нидерландах группы солдат афганской войны, служивших в НАТО. Нейрофизиологи обнаружили необратимые нарушения в мозге людей, которые подвергались стрессу во время боевых действий. Почему ребята, приехав из АТО, не могут найти себя на гражданке? Почему возвращаются кошмары войны во снах и галлюцинациях? Почему оба моих друга-афганца в клинике прошли через попытки суицида? От того, что им скажут, мол, у вас заблокировано миндалевидное тело, нарушена функция гиппокампа, отупели нейроны среднего мозга, им станет проще, понятнее жить? Неспетые песни – непрожитые жизни тех, кого оплакали, или взрывной механизм тайной боли, бесы тех страданий, которые хранятся в душах вернувшихся с войны – что опаснее и страшнее: то, что произошло или то, чего ещё не случилось? Ребята – Валера и Настя – едут на Донбасс, чтобы понять: что мешает им быть вместе и где там, на этой войне и что именно они потеряли? В длинных кадрах появляется друг за другом змея на камнях у хатки и озеро тихое-тихое, глинистое, с дымящими трубами на дальнем берегу, разбитые взрывами дома посёлка и высокое, но очень близкое небо, в которое вглядываются ребята, лёжа на какой-то полуобвалившейся крыше. Потом мы знакомимся с гранатой, такой же, как та, которую пронёс Лавр всю долгую дорогу из Иловайска. Бунюэлевский ложный символ?.. Лавр из чеки хотел сделать обручальные кольца, но не случилось… «Коли війна… дуже хочеться, аби кохати, бо інакше закохуєшся у смерть…»… И опять мы рассматриваем рыжую пустынную землю, где Лавру грезится гибель с друзьями от выстрела танка, где он прощается с Настей, отпуская её в какое-то неизвестное никому «счастье». И похожа эта земля на пустыню, которой стала их любовь. И уходит эта любовь, и рассеивается по земле, и прощаются с нею ребята. Неужели и фильм этот похож на свою героиню – Землю и стал могилой любви — игрой, иллюзионом боли, смертей и снов о счастье? Мы почти погибли в пустыне этой израненной войной земли, почти разбиты штормом внутренних и внешних химер. Но остаётся самолет, беспилотник, его запускает боец в небо в конце фильма. И остаётся посвящение Самолёту – его памяти – памяти того, кто «высоко летал», а сейчас улетел выше неба и облаков. И остаётся главный герой фильма Насти и Марии — Лавр. Лавру в Древней Греции приписывалась не только целительная сила, но и сила очищения. Лавровые листья ритуально очищали человека от пролитой крови. А ещё лавр – символ бога Аполлона – хранил в себе пророческий дар. Его ели жрецы, чтобы узнать будущее. Думаю, победа за Лавром, если он доверится своему имени, как раньше доверял. По преданию чудовище греческих мифов – трехликую Химеру сразил из лука герой Беллерофонт, который, подобно Персею, был в древности олицетворением солнца. И у нас сегодня остаются свои герои, которые смогут сразить химеру этой лживой войны, химеру этого лживого мира, химеру духовного бессилия и страха перед вызовами жизни, которая пожирает современных людей изнутри, делая их добычей других химер. Герои! Надежда лишь на них. Как самому стать героем? С чего начать? Выбрать имя и……… поверить в него.
