Максим Бородин
осторожно стекло
Днепр: Герда, 2020
Обе днепровские книги вышли в серии «Тонкии линии». Сестры тонкость и хрупкость: стекло ведь тоже тонкое, серия говорит сама за себя.
Большинство стихов днепровского поэта Максима Бородина так или иначе о любви. О человеческой любви и взаимной любви человека и стихий, даже если человек прямо не говорит об этом. Любовь может быть драматичной, и поэзия — пророк ее: «поэзия это всегда глубокая рана / на воде / хотя иные утверждают / на песке». Бородина хочется цитировать бесконечно: «драйв / детка / это когда начинаешь раздеваться за сто / километров от моря / приближаясь к этой полоске / ещё не загорелой кожи».
Море — один из персонажей этой книги. А с другой стороны — точка отсчета.
Бог — тоже точка отсчета: «Бог / заполняет пустоту между нами / ощущением что мы существуем / только лишь для того / чтобы при транспортировке / не повредить коробку / и увидеть / что будет дальше». Но человеческое измерение — неотделимо от божественного, можно даже предположить, что Бог питается человеческой любовью: «зачем Богу столько любви / если всё остаётся между нами». Казалось бы, громкие слова «любовь», «Бог», «вселенная», но у Бородина с ними особая близость: «за буйки мы уже заплыли / дальше только вселенная».
У поэта — особые законы физики: «я не бросаю камни вверх / потому что они никогда / не возвращаются / обратно».
«каждый человек кусок картона / ни прикрыться / ни разжечь огня / меня всегда удивляла способность Бога / из ничего сотворить / всё / что нужно / для одиночества / и постепенного перехода / в состояние покоя». Меня всегда удивляла и восхищала способность этого поэта, музыканта, доцента, велосипедиста, бильярдиста, аквалангиста — как написано о Максиме Бородине в аннотации — создавать такие тексты.
Он пишет о беззащитности одного человека перед другим — беззащитности, которая измеряется в брошенных щенках… Мир любви очень хрупок, на то и название книги. Если подразумевать, что второе слово — существительное. Если же это глагол — то к концу книги ты весь в брызгах стихий и боишься пошевелиться.
